Европа: реальность и «Ренессанс»

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 18. Империи, государства и огнестрельное оружие
18.7. Европа: реальность и «Ренессанс»

18.7.1. Реальность

В 1500 году население Европы достигло того же уровня, что в 1300 году (около 80 миллионов), и последствия катастроф четырнадцатого столетия (особенно голода и эпидемии чумы) были в целом устранены. За XVI век оно выросло почти на четверть и к 1600 году достигло 100 миллионов (что все еще составляло лишь около 60 процентов населения Китая). Главная проблема заключалась в том, что производительность сельского хозяйства почти не увеличивалась, не внедрялись новые методы и культуры. Подъем численности населения на протяжении XV столетия был в основном обусловлен распашкой земель, заброшенных в середине XIV века.

Уже в начале XVI столетия свободной земли для обеспечения дальнейшего прокорма все возрастающего населения почти не осталось. Поэтому с 1550-х годов начало возрастать число обнищавших крестьян и безземельных работников, наличие которых приводило к понижению заработной платы. К 1600 году покупательная способность мужчин-рабочих была примерно вдвое ниже, чем в 1550 году, и это понижение почти не зависело от инфляции, вызванной притоком американского золота и серебра (как мы видели выше, булыиая часть его отправлялась в Индию и Китай). Положение подавляющего большинства населения еще усугублялось за счет все возрастающей требовательности землевладельцев. Кроме того, на протяжении XVI столетия государственные налоги в большинстве стран Европы существенно возросли. Лишь в нескольких выходящих из ряда вон районов, таких как Нидерланды, окрестности Лондона и ряд городов в северной Италии, растущая коммерциализация, поставки сельскохозяйственных продуктов городскому населению и рост капиталовложений обеспечили крестьянам более прочные позиции.

Примерно до 1550-х годов промышленность развивалась благодаря тому, что рост населения привел к увеличению спроса, государство увеличило затраты на военное снаряжение и стоимость перевозок упала. После 1550-х годов в производстве начался спад, за немногими исключениями, такими, как Нидерланды и Англия (торговля шерстью). Промышленное производство все еще сильно зависело от сельского хозяйства и его продукции и осуществлялось, как и во всей Евразии, в основном силами мелких ремесленных мастерских. Объем продукции колебался в связи с открытием или закрытием таких мастерских, а не за счет каких-либо фундаментальных изменений в технологии. Важно было также то, что промышленность, которой занимались крестьяне в сельской местности, зависела от купцов, продававших или ссужавших им сырье для получения готовой продукции. Такая система была очень удобна для плохо организованных рынков при низком спросе и позволяла торговцам легко изменять объем продукции, хотя вся тяжесть выполнения их заказов ложилась на частично занятых в производстве крестьян.

Сельскохозяйственные и промышленные системы Европы одновременно и отражали, и поддерживали общественную структуру, основанную на крайнем неравенстве, при которой массы жили в большой бедности. Максимальным приоритетом для большинства людей было добыть достаточно пропитания, чтобы не умереть. У крестьян выживание зависело от урожая (а он, в свою очередь — от погоды), а также от того, какую часть его заберет себе владелец земли. Остальные вынуждены были тратить не менее четырех пятых своего дохода на питание, а в неурожайный год цены возрастали так, что и этого не хватало. Расходы на питание оставляли мало излишков для других нужд. Поэтому одежда была предметом редким и ценным — в уставе одного госпиталя в Перудже, в 1582 году, отмечалось, что одежду умерших «не следует присваивать, но возвращать законным наследникам»; во многих городах люди дрались из-за одежды умерших от чумы. Еще труднее было оплачивать жилье — в Турине в 1630 году люди жили по 65 человек в одном доме, а во Флоренции того же времени бывало и по 70—100 человек на дом. Средний крестьянин проживал в глинобитной хижине с соломенной крышей, без окон, с дырой в крыше для вывода дыма от очага, и разделял жилое помещение со своими домашними животными ради тепла. Низкая производительность означала, что работать приходилось всем, и старым, и малым. Даже богатые могли потратить свои средства только на некоторый набор предметов роскоши, деликатесные продукты питания и нарядную одежду (в большинстве государств издавались законы, ограничивающие ношение некоторых престижных видов одежды среди знати), большие дома и огромное количество слуг.

Богатым считался каждый десятый европеец, примерно половину составляли бедняки, остальные были почти или совсем нищими. Даже в Англии (одной из богатейших стран Европы) в конце XVII столетия, когда условия стали лучше, чем за сто лет до того, по оценкам четверть населения составляли бедняки, страдающие от постоянного отсутствия средств и работы, не имеющие каких-либо резервов для решения даже простейших проблем. Во Франции в тот же период бедняки составляли около сорока процентов населения. Подробное исследование деревни Навальмораль к югу от Толедо в 1580-х годах дает нам ясное представление о Европе XVI века.

В деревне проживало 243 семейства, всего около 1000 человек. Из них 22 семьям принадлежала половина от общей земли, которую они сами не обрабатывали; 60 крестьянских семей владели меньшими наделами; 28 семей не владели землей, но занимались скотоводством; 95 семей были безземельными батраками. Кроме того в деревне проживали 17 семей, не имеющих даже жилья и 21 одинокая вдова без видимых средств к существованию.

Богатые нуждались в бедняках как источнике рабочей силы (в большинстве городов примерно четверть населения составляли слуги), но в трудные времена количество рабочих мест и благотворительных пожертвований сокращалось (даже церковная благотворительность замирала, если никто не платил десятину). Когда такое случалось, у людей не оставалось другого выбора, кроме как бродить по стране в поисках пропитания или милостыни. Когда и эти возможности исчезали, оставалось воровство. Богатые люди и государственные чиновники всегда боялись бедняков, особенно вооруженных шаек, бродяг и нищих, которых зачастую набиралось до четверти населения в больших городах. Их или прогоняли, или заставляли работать в условиях, близких к рабству, в так называемых «работных домах».

18.7.2 Ренессанс

Вышеизложенная картина дает нам тот фон, на котором следует рассматривать понятие Ренессанса, или Возрождения, как определяющей характеристики конца XV и всего XVI столетия в Европе. Понятие Возрождения в основном было придумано представителями обеспеченной и «культурной» прослойки в Европе XIX столетия, такими, как Буркхардт и Вальтер Патер.

Автор, отмечая эти очевидные, но чисто внешние признаки Ренессанса, забывает о многих других. Искусствоведы XIX века и впрямь оценивали этот период достаточно субъективно — но Ренессанс все-таки был объективным выражением прогресса общественной мысли. Автор резко упрощает картину и явно принижает роль культурных факторов, абсолютизируя экономические. (Прим. перев.)

Они горячо верили в цивилизующую роль «искусств» и восторгались творческим, личностным характером культуры Италии, как они полагали, воплощенным в таких фигурах, как Микеланджело, Леонардо и Боттичелли, которые были «людьми современности», ведущими Европу из «темных веков» к достойному положению на вершине мировой культуры. Возрождение в их представлении означало воскрешение классической архитектуры, латыни и ее литературных жанров, а также создание основного комплекса так называемого «гуманистического» образования: классическая литература, грамматика, риторика, поэтика, этика и история. Все это сочеталось с имитацией культуры древней Греции и, еще больше, Рима и его истории — точнее, римского взгляда на собственную историю, отразившегося в сочинениях таких авторов, как Тит Ливий и Тацит.

Только спустя еще сто лет историки начали по-другому рассматривать период Возрождения. Прежде всего, этот феномен проявился отнюдь не по всей Евразии, и практически все его характерные черты показывают, что он всего лишь представлял собой начало движения Европы к уровню других, более древних и развитых культур. Например, классические тексты, которыми так дорожили в Италии XV столетия, были известны в исламском мире с седьмого века. Кроме того, периоды «возрождения» имели место и ранее, например, в двенадцатом столетии, когда Европа получила доступ к произведениям Аристотеля, переведенным с арабского. Возрождение было, кроме того, намного ближе к культуре и идеям предыдущих веков и намного менее современно, чем полагали в XIX столетии. Почти каждая из характеристик, которые приписывали периоду Возрождения, может быть найдена в более ранние периоды в Европе, а также и в культуре других стран. Больше всего это понятие пригодилось для того, чтобы определить специфически европейское мировоззрение, в частности, чтобы подчеркнуть, что Западная Европа стала наследницей традиций Греции и Рима. С другой стороны, именно в XVI столетии Европа начала отказываться от ряда представлений о мире, унаследованных от древней Греции. Особенно это было заметно в астрономии, где труды Коперника, Кеплера, Тихо Браге и Галилея заставили отказаться от системы Птолемея (вопреки жесткому сопротивлению такой могущественной силы европейского общества, как церковь) и перейти к более «современной» системе. (Китай никогда не страдал от птолемеевых идей, поэтому подобные перевороты там не потребовались.) При всем этом большинство астрономов были мистиками, астрологами и увлекались магией (как и сэр Исаак Ньютон спустя сто лет после них). Часто утверждают, что эти и другие научные открытия в XVI и XVII веках заложили основы дальнейшего промышленного развития Европы, но дело обстояло совсем не так. Большинство открытий почти не имело практического применения, и технологическое развитие зависело, как и в прошлом, от ряда улучшений и мелких изменений, производимых ремесленниками и промышленниками, не имевшими обычно никакого научного образования. Только в XIX столетии (в частности, после открытия электричества и магнетизма) научный прогресс стал способствовать ускоренному прогрессу промышленности.

<-- Япония: гражданская война и объединение
Европа: Религиозные разногласия -->

Япония: гражданская война и объединение

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 18. Империи, государства и огнестрельное оружие
18.6. Япония: гражданская война и объединение

О более ранней истории Японии

К середине XV столетия сёгунат Асикага, установленный за сто лет до того, находился в глубоком упадке. В 1467 году вспыхнула смута Онин между враждующими группировками; поводом к ней послужил спор о наследовании сёгуната.

Онин — война между домами Сиба Хатакэяма, Хосокава и Ямана, получившая название «смута годов Онин» (1467—1477). Эта война способствовала ещё большему усилению раздробленности и концентрированию земельных владений в руках нескольких сотен крупных даймё. (Прим. ред.)

Спустя шесть лет вожди обеих партий погибли, но война продолжалась вплоть до 1477 года, когда обе стороны полностью истощили свои ресурсы. К этому времени авторитет сёгуната окончательно упал, и Япония осталась без всякого центрального правительства.

Почти все следующее столетие прошло в постоянных военных столкновениях, но они практически не касались сёгуната. Это были междоусобицы местных владетелей (даймё) за власть и влияние. Даймё, или князья, вышли на первый план в конце четырнадцатого столетия по мере того, как ослабевала центральная власть, к началу XVI столетия, после войны Онин, их позиция вполне сформировалась. Князья могли налагать поборы и трудовые повинности на крестьян, которые поставляли основную часть военной силы, поскольку копейщики стали важнее кавалерии знати. Даймё умножали свои поместья и удерживали собранные суммы налогов вместо того, чтобы отправлять их, как полагалось, к императорскому двору в Киото, который соответственно все более нищал. Столицами этих княжеств были «укрепленные города», строившиеся вокруг крепостей. Они были также центрами торговли, где даймё могли устанавливать налоги. Все чаще князья издавали собственные законы и именовали свои земли кокка — «государствами» или «странами». Когда в XVI столетии в Японии появились первые европейцы, им показалось, что здесь все устроено, как в Европе, и они понятия не имели о роли сёгуна или императора.

Беспрерывные распри между князьями привели к угасанию многих старых правящих семейств, таких, как Сиба, Хатакэяма, Хосокава, Ямана и Уэсуги. Их место стали занимать новые семейства, такие, как Хойо и Мори. Распад Японии достиг апогея в середине XVI столетия. Затем последовал период, когда три военных предводителя начали постепенно восстанавливать единство страны, подчиняя князей. Первым из этих лидеров был Ода Нобунага, не слишком влиятельный князь, чьи владения располагались близ современного города Нагоя. Он укрепил свою власть, а затем в 1568 году захватил Киото. Он поставил марионеточного сёгуна Асикага, но в 1573 году устранил его, тем самым официально положив конец сёгунату Асикага. Нобунага сумел укрепить свою позицию в Киото, для чего ему пришлось вести долгие изматывающие войны, строить замки и сокращать военный потенциал больших монастырей. Однако он не сумел добиться влияния ни в западной, ни в восточной Японии, а в 1582 году был убит.

Объединение Японии было достигнуто в первую очередь благодаря внедрению огнестрельного оружия. Хотя оно издавна ввозилось в небольшом количестве из Китая, первое европейское оружие появилось только после прибытия португальцев на остров Танегасима к югу от Кюсю в 1543 году. К 1550-м годам в японских войсках уже применялись мушкеты (изготовленные в Японии), а в 1575 году в сражении при Нагасино участвовало более 3000 мушкетеров, применявших метод залповой стрельбы в рядах, чтобы увеличить скорострельность (метод был принят в Европе примерно два десятилетия спустя). Для того, чтобы противостоять артиллерии, начали строить огромные крепости с бастионами сложной конструкции и поясами защитных фортов (Одавара, твердыня рода Хойо, насчитывала более двадцати фортов), хотя сами замки, в отличие от европейских, представляли собою изящные семиэтажные постройки. К 1580-м годам в боях за объединение Японии участвовали армии численностью более 300 000 человек.

С европейцами прибыло не только огнестрельное оружие, но также миссионеры — первым был Франциск Ксаверий (Франсиско Хавьер) в 1549 году. Многие князья поддерживали торговлю и контакты с португальцами, усматривая в этом способ укрепления своих позиций и благосостояния. В 1562 году Омура принял христианство и в 1571 году сделал Нагасаки главным портом, куда могли прибывать португальцы.

По другим данным, Омура Сумитада из провинции Хидзэн стал первым даймё, принявшим христианство в 1563 году. (Прим. ред.)

К концу XVI столетия в Японии насчитывалось около 300 000 христиан на 12 миллионов населения. Поэтому распад центральной власти в Японии был выгоден португальцам и миссионерам. Как только центральная власть восстановилась, европейцам стало намного труднее проводить свою политику в Японии.

Воссоединение было достигнуто благодаря Хидэёси, солдату-пехотинцу из бедной семьи, который за счет своих способностей стал главным военачальником у Нобунага. Когда тот был убит в 1582 году, Хидэёси быстро одержал победу в борьбе за власть и за три года подчинил своей власти почти всю центральную Японию. Имея более 250 000 войска, он завоевал Кюсю, разбив Хойо во время долгой осады крепости Одавара, которую голод принудил сдаться в 1590 году. К началу 1590-х годов Япония была фактически объединена под рукой Хидэёси, который, подобно своему наставнику Нобунага, не претендовал на титул сёгуна и оставался, во всяком случае теоретически, всего лишь главным министром императора в Киото.

Тоётоми Хидэёси (1536—1598). После гибели Ода в 1582 году Тоётоми сконцентрировал в своих руках фактическую власть, формально занимая лишь пост канцлера. Он также осуществил ряд походов против князей с целью укрепления центральной власти. В 1588 году издал указ об изъятии оружия (мечей, коротких мечей, луков, ружей и пр.) у крестьян. Помимо прочего, в 1589—1595 годах была проведена перепись населения; крестьянам, записанным в реестровых книгах за определёнными земельными участками, было запрещено покидать их. (Прим. перев.)

Тем не менее его власти хватило для проведения землеописания всей Японии, установления валюты и участия в международных отношениях.

В 1587 году христианских миссионеров официально изгнали; хотя многие остались, их деятельность находилась под жестким надзором, и наконец, в 1597 году, декрет об изгнании был применен со всей строгостью. Хидэёси также смог организовать вторжение в Корею в 1592 году с армией численностью более 160 000 человек. Оно окончилось провалом, как и вторая попытка в 1597 году, с ненамного меньшей армией. Других попыток расширить свою власть за пределы родного острова Япония не предпринимала вплоть до конца XIX столетия. Эти кампании также вызвали серьезные проблемы у правителей Китая (династии Мин); первые признаки внутреннего разлада в Китае относятся именно к этому периоду. Хидэёси умер в 1598 году, оставив регента при пятилетнем сыне Хидэёри. Спустя два года регентство кончилось гражданской войной. Победителем в этой войне стал Токугава Иэясу, который начал свою карьеру в качестве местного правителя в провинции Микава в восточной Японии. Он был союзником Нобунага и занимал видное положение при Хидэёси. Добившись контроля над всей Японией в 1603 году, он, в отличие от своих непосредственных предшественников, принял титул сёгуна. С тех пор Япония остается объединенным государством с сильным центральным правительством.

В конце XVI столетия, после воссоединения Японии, произошли важные общественные и экономические перемены. Изначально даймё были местными военными магнатами, с личными отрядами воинов (самураев), которых они использовали для расширения своих доменов. Однако на протяжении XVI столетия им пришлось рационализировать землевладения, поскольку прежняя система поместий разрушилась — увеличилось число крестьян, владеющих землей, и князьям пришлось заняться административной деятельностью — проводить в своих землях переписи, чтобы установить разумное налогообложение. Сельские общины все чаще превращались в самоуправляющиеся поселения (мура) с передачей земли по наследству, и князьям оставалось полагаться лишь на выплачиваемую им за землю аренду. Кроме того, самураи постепенно отошли от земледелия, переселились в укрепленные города и стали получать плату (рисом) за свою службу. Даймё не были уничтожены при восстановлении сёгуната и жесткого центрального правительства, их включили в новую систему. Когда внутренние военные столкновения закончились, военная основа власти в Японии сменилась на политическую. Самураи оставались воинами с высоким социальным статусом, но их функции все больше сводились к церемониалу — войн не было, ни внутренних, ни внешних. Так даймё превратились в политических деятелей, администраторов, исполняющих волю центрального правительства и использующих законные и бюрократические методы для управления собственными доменами. Их сила основывалась теперь на местных органах управления, созданных имперским правительством, которые они возглавляли и обычно могли передавать свои должности по наследству. На протяжении XVI столетия даймё имели возможность эффективно собирать налоги с торговли посредством контроля над укрепленными городами и их рынками. Однако японская система торговли всегда имела общенациональный характер, и потому система была подконтрольной, а купеческое сословие поддерживало отношения с имперскими властями. У Хидэёси было достаточно сил, чтобы ограничить вмешательство князей в торговые дела и сделать общенациональный рынок одной из опор восстановления объединенного государства.

Карта 54. Япония в XV и XVI веках

<-- Империя Моголов
Европа: реальность и «Ренессанс» -->

Империя Моголов

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)

Глава 18. Империи, государства и огнестрельное оружие

18.5. Империя Моголов

Ранее об Индии

Становление империи Моголов стало классическим примером влияния нового огнестрельного оружия. В начале XVI столетия Бабур, тюркский правитель из рода Чагатаев, потомок Тимуридов, провел ряд вторжений в северную Индию из Кабула. Наконец в 1526 году он добился успеха в битве под Панипатом близ Дели, где был разбит последний правитель Делийского султаната Ибрагим Лоди. Решающим фактором оказалось применение войсками Бабура мушкетов с фитильным запалом и пушек против кавалерии противника. Годом позже Бабур победил раджпутскую конфедерацию индусских правителей в Раджастане — и здесь опять новое оружие сыграло решающую роль. Бабур основал новую столицу в Агре; в момент его смерти в 1530 году власть Бабура простиралась от Кабула, через Пенджаб до Дели и дальше на восток до Бихара. Как обычно бывало с империями, созданными путем завоевания, центральные институты власти были развиты слабо, а контроль за территориями — неэффективным. Преемник Бабура Хумаюн не сумел сохранить империю. К 1540-м годам он уже был изгнанником в Кабуле, а большая часть северной Индии находилась под властью его соперника, афганского вождя Шер-Шаха. Последний умер в 1545 году, и его империя также распалась. К 1555 году Хумаюн отвоевал Дели, но через год умер, и власть перешла к его двенадцатилетнему сыну Акбару. В этот момент ввиду слабости позиций Моголов казалось весьма маловероятным, чтобы недавно возвращенные владения удалось удержать, а не то чтобы расширить.

Создание настоящей империи Моголов стало делом жизни для Акбара на протяжении его долгого правления (до 1605 года). К 1560 году он уже владел важнейшей областью, протянувшейся от Лахора на западе до Дели, Агрой и богатой долиной Ганга, с развитой торговлей и сельским хозяйством. Правители Раджастана были включены в орбиту империи, а экспансия на юго-запад, в Гуджарат, последовавшая за взятием Ахмадабада в 1572 году, обеспечила ему доступ к Индийскому океану и богатствам больших торговых городов. Экспансия на восток потребовала больше времени, но к 1580-м годам были подчинены Бихар и Бенгалия. В 1585 году столица была перенесена в Лахор, чтобы удобнее было руководить кампаниями в Кашмире и Синде (ныне — провинция Пакистана), завершившимися весьма успешно. В последние десять лет своего правления Акбар сосредоточился на завоевании Декана, сложной территории, на которой располагались пять мусульманских султанатов, враждебных к потомкам Тимура, и индуистская Маратха, долго сопротивлявшаяся своим мусульманским соседям. Здесь был достигнут лишь частичный успех. К началу XVII столетия империя Моголов господствовала над Индией, управляя огромными пространствами от Белуджистана на западе до Ассама на востоке, от Кашмира на севере до Деканского плоскогорья на юге.

Акбар не только расширил империю, но и сумел создать стабильную систему управления ею, что позволило установить прочный мир внутри державы, сохранившийся в Индии почти на протяжении 150 лет, начиная с середины XVI столетия. Империя Моголов представляла собою сложное сочетание исламо-иранских традиций, привнесенных правителями тюркского и монгольского происхождения, и древних культур Индии. Главной целью Акбара поначалу было укрощение тридцати с лишним знатных тюрков и узбеков — военачальников, которые вернулись в Индию в конце 1540-х годов с Хумаюном. Он привлек к управлению новые группы, особенно прибывшие из Ирана, но также тех индуистов и мусульман-индийцев, которых отстраняли от власти правители Делийского султаната. Центральную власть представляли сам император и четыре его министра, с подчиненными им губернаторами провинций и их служащими. Учитывая размеры империи, ограничение центральной власти было неизбежно, приходилось разделять ее с местными землевладельцами и военачальниками; именно поэтому Акбар (а затем и его наследники) уделял такое большое внимание расширению состава этой элиты, привлекая как можно больше людей, которые были бы целиком зависимы от императора. В конечном счете Моголы полагались на силу, на эффективное огнестрельное оружие и особенно на пушки. Они завоевали крепости правителей Раджастана, а новые города, такие, как Аллахабад (бывший Прайяг) на слиянии рек Ганга и Ямуны, Лахор и Агра, были снабжены мощными укреплениями с артиллерией.

Моголы опирались также на благосостояние Индии. Оно частично обуславливалось щедрым притоком золота и серебра из Америки, которыми европейцы расплачивались за продукцию, изготовлявшуюся и продающуюся в Индии. Население Агры в 1600 году составляло около 500 000, что делало ее третьим по величине городом в мире, а такие города, как Лахор, с населением около 350 000, были вдвое больше Лондона. Не меньшую роль играло и высокопродуктивное сельское хозяйство. К 1600 году Индия Моголов была одной из богатейших империй в мире — доходы Акбара были в двадцать пять раз больше, чем у Иакова I Английского. Прочность ее основывалась на возрастающем умении контролировать местных землевладельцев и пользоваться их потенциалом для извлечения новых доходов. Сельские местности находились под контролем местных вождей, которым Моголы давали титул «заминдара»; они часто содержали собственные войска (пехоту) и сами облагали крестьянство налогами (в виде продуктов питания и различных работ). Собранные средства шли на содержание их собственных поместий и войска. Постепенно у Моголов появилась возможность включить их в структуру империи, превратив их в своего рода чиновников, передающих часть своих доходов государству, хотя степень их подчинения всегда оставалась ограниченной. С начала 1580-х годов Моголы приступили к землеописанию всей своей империи, применяя новые стандартные меры веса и длины, чтобы определить производительность и соответствующие размеры налогов, хотя при этом по-прежнему основывались на старых данных и ценах. Налоги государству выплачивались деньгами (это говорит о степени развитости денежного оборота в экономике) — требования эти оформлялись письменно, а заминдары обязаны были отчитываться также в письменном виде. С другой стороны, были определены права заминдаров, они получали официальный патент от провинциального сборщика налогов, давали клятву исполнять обязанности и могли передавать должность одному наследнику. После пяти лет удовлетворительной службы контроль над системой вновь был отдан местной знати с условием бесперебойного снабжения указанными суммами дохода — что указывает (как и в других империях доиндустриального периода) на ограниченную эффективность государственной системы Моголов и сложность соотношения величины налогов с реальным богатством.

Моголы, подобно их предшественникам в Делийском султанате, были мусульманами. Новым символом стала постройка (между 1571 и 1585 годами) нового города Фатехпур Сикри близ Агры — последняя осталась административным центром, но новый комплекс, резиденция двора, был подчеркнуто исламским городом, над которым господствовала мечеть. Однако позднее исламский энтузиазм Акбара поутих, он стал даже поощрять религиозные дебаты, что в результате привело к нарастающему конфликту с улемами. В 1578 году он ввел новую политику выдачи земельных пожалований (освобожденных от налогов) некоторым исламским учреждениям, оставив за собой право выбора оных. Подобные же привилегии даровались и представителям других религий, если в этом усматривалась необходимость. Он поощрял также неортодоксальные движения в исламе, например, махдави, мессианскую секту, которая верила, что Махди, то есть Мухаммед, вернется по прошествии тысячи лет (в 1592 году по христианскому календарю). В 1579 году Акбар сделал важный шаг, отменив одно из основных установлений исламского правления — налог на не-мусульман. Неудивительно, что в 1579—1580 годах вспыхнуло восстание приверженцев ислама, которое было подавлено силой. Акбар пытался устранить перевес ислама в ситуации, когда большинство подданных империи Моголов не были мусульманами. Ему это так и не удалось до самой смерти в 1605 году; если бы ему это удалось, вся последующая история Индии могла бы сложиться совсем иначе.

<-- Империя Шайбанидов
Япония: гражданская война и объединение -->

Империя Шайбанидов

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 18. Империи, государства и огнестрельное оружие
18.4. Империя Шайбанидов

О более ранней истории Центральной Азии

Расположенная восточнее империя была основана ханом узбеков Шайбани, который правил с 1500 по 1510 год; он был прямым потомком Чингисхана, хотя большинство его последователей были тюрками по происхождению. Он и его преемники уничтожили последние остатки государств, созданных преемниками Тимура, и правили этими землями в качестве вождей кланового союза. Главным городом, религиозным центром и столицей была Бухара, хотя после 1512 года в Хиве образовалась независимая династия. Династия Шайбанидов оставалась изолированной от других крупных государств региона, хотя они периодически воевали с Сефевидами за Хорасан и с индийскими княжествами за Гиндукуш. И Бухарское, и Хивинское ханство просуществовали в качестве независимых государств до 1860-х годов. Далее к востоку, в бассейне реки Тарим, последний из ханов рода Чагатаев (также прямых потомков Чингиза) правил в Кашгаре до 1678 года, до времен, когда различные города обрели независимость и сохранили ее еще почти на сто лет.

Бессточный бассейн реки Тарим (кит. Даян) — внутренняя речная система Синьцзян-Уйгурского автономного округа КНР (часть бассейна находится в пределах России). Длина 2030 км (самая длинная река в Центральной Азии). За главную составляющую Тарима обычно принимают реку Яркенд (в верхнем течении — Раскем-дарья), берущую начало в горах Каракорум; большая часть течёт по западной и северной окраине Кашгарской равнины, огибая пустыню Такла-Макан. Название «Тарим» река получила после слияния Яркенда с реками Аксу (70—80% общего стока) и Хотан. (Прим. перев.)

<-- Сефевидский Иран
Империя Моголов -->

Сефевидский Иран

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 18. Империи, государства и огнестрельное оружие
18.3. Сефевидский Иран

О более ранней истории Ирана

В тринадцатом столетии в Иране начали формироваться новые мистические и народные религиозные братства: кубравия, гуруфи и сарбадары.

Согласно доктрине ордена кубравиев, человек есть микрокосм, потенциально содержащий в себе все божественные свойства, за исключением качества «Аллах милостивый, милосердный». Мистик, идя по пути совершенствования, адаптирует божественные имена вплоть до полного растворения в боге. Для этого необходим суровый пост и полное подчинение своей воли воле шейха. Приближение к конечному состоянию знаменуется видением зелёного света. Гуруфи — в буквальном переводе «тайные». Сарбадар в переводе означает «висельник». Это движение в Узбекистане возглавляли люди, готовые идти на виселицу за свои идеи. Традиционно принято считать, что сарбадары восстали против монголов, однако их планы на этом не ограничивались. (Прим. ред.)

Самым значительным из них было суфийское движение, основанное шейхом Сефи-ад-Дином, или Сефивийе (1252—1334), вероучителем курдского происхождения из провинции Ардебиль на северо-западе Ирана. Все эти движения составляли народную исламскую оппозицию иноземным военным правителям Ирана (монголам и их наследникам).

Удивительным образом из суфийского движения выдвинулась династия, которая правила Ираном более двухсот лет (1501—1722). Резкое преображение Сефевидов произошло при Садр ад-Дине, сыне основателя движения, который возглавлял его вплоть до своей смерти в 1391 году. Он заявил, что происходит по прямой линии от пророка Мухаммеда, и превратил суфийское движение в иерархический, владеющий собственностью орден — должность главы, или мюрида стала не выборной, а наследственной. Он требовал от последователей абсолютного повиновения и опирался на поддержку своих агентов, халифов.

В начале XV столетия Сефевиды становились серьезной политической силой на северо-западе Ирана и в восточной Анатолии по мере того, как империя, созданная Тимуром, разваливалась от жестоких внутренних междоусобиц. Они также набросились на малые христианские государства в Грузии и Трапезунде, а затем и на другие исламские государства — их религиозная идеология оправдывала действия, которые фактически являлись политической борьбой. Основной их опорой стали группы, исключенные из круга элиты, особенно кизилбаши («красные головы» — по названию их головных уборов) — независимые военные вожди из союза тюркских племён. В течение XV столетия Сефевиды выработали свой вариант религиозных верований — будучи первоначально почти ортодоксальными суннитами, они создали некую смесь шиитских и суфийских верований. В ней нашлось место также целому ряду идей, заимствованных и из буддизма, и из зороастризма, но в целом эту систему следует назвать агрессивно-шиитской и анти-суннитской. Кульминация этого процесса была достигнута при Исмаиле, который возглавил движение в 1487 году — он объявил себя тайным имамом и воплощением Аллаха.

В 1501 году Исмаил занял Тебриз в северо-восточном Иране и принял титул шаха. До конца десятилетия он подчинил весь Иран. Именно в этот период были определены границы современного Ирана: Оттоманская империя контролировала Анатолию, а империя Сефевидов — Трансоксанию (области за Аму-дарьей) на востоке. Важнейшей задачей для Сефевидов стало создание централизованной политической структуры в Иране (каковой не существовало уже более ста лет), с целью восстановления экономики и социальной инфраструктуры (во многих отношениях все еще страдавших от последствий монгольского вторжения двухсотпятидесятилетней давности). Также следовало удерживать в повиновении кизилбашей, фактически завоевавших Иран для Сефевидов. Кизилбаши являлись, по сути, племенными вождями, у них имелись свои кланы, им подчинялись деревни и города, и потому они выбили себе право контролировать войска и получать долю от налоговых сборов. Городские купцы обычно собирались в обособленные, замкнутые группы. Кроме того, Сефевидам приходилось справляться с многочисленными тайными сектами и постоянными восстаниями. Потому почти весь XVI век первые из шахов вынуждены были пользоваться лишь ограниченной властью. Очень медленно смогли они создать институты центрального управления и установить хоть какой-то контроль. Важнейшей фигурой стал «вицекороль», или вакиль — главнокомандующий всеми войсками и глава религиозного ордена определенной области.

Вакиль — уполномоченный, поверенный, тот, кто достойно выполняет любую миссию. Один из эпитетов Аллаха. (Прим. ред.)

Ему подчинялись вазир (визирь), глава гражданской администрации, и амир (эмир) — военачальник. Шахи начали также, следуя давней исламской традиции, набирать в войско рабов с целью создания противовеса власти кизилбашей.

Централизованность власти достигла максимума при шахе Аббасе (1588—1629). Войска, набранные из рабов (состоявшие в основном из обращенных в мусульманство грузин и армян) стали опорой режима и были заново снабжены мушкетами и артиллерией, для противостояния эффективной турецкой армии. Новая армия давала также возможность ослабить власть наиболее высокопоставленных военачальников и местных администраторов в пользу низших социальных групп, возвышение которых зависело от шаха. Кроме того, шах Аббас пригласил китайских ремесленников, чтобы восстановить производство шелка, ковров и фарфора. После изгнания португальцев из Ормуза был основан в сотрудничестве с английскими купцами, новый порт — Бендер-Аббас. Хотя участие голландских и французских купцов было достаточно важно для экономики Ирана, к концу XVII столетия доминирующее положение заняли здесь англичане. Самым главным достижением шаха Аббаса было основание новой столицы, Исфахана, символа нового режима. К 1666 году в городе уже было возведено 162 мечети, 48 училищ-медресе, 182 караван-сарая и 273 общественных бани. В долгосрочной перспективе правления Сефевидов царствование шаха Аббаса можно рассматривать как относительно короткую интермедию, демонстрацию усиления центральной власти в стране, где заправляли местные группировки, а позиции центра оставались в целом слабыми.

С первых лет XVII столетия Сефевидов начала все сильнее тревожить неуправляемость шиитских улемов, все чаще подменяющих религиозный авторитет династии. Сефевиды исповедовали абсолютистскую идеологию, основанную на том полном подчинении, которого требовали суфии-наставники от своих учеников. При Сефевидах из этой идеи родилось понятие муршид-и катниля, то есть «совершенного учителя», а также требование соблюдать строгий кодекс поведения (суфигаре), согласно которому непокорные изгонялись из Сефевидской общины и даже подвергались казни. Сефевидская идеология понесла серьезный урон после того, как ортодоксальные сунниты-османы разбили их в битве при Халдиране в 1514 году, и была потеряна большая часть территории, которой располагало движение с момента своего возникновения. Соответственно, Сефевиды отказались от наиболее одиозных мессианских претензий и обратились за поддержкой к шиитам, несмотря на то, что большинство населения империи составляли сунниты. Улемов превратили в подчиненных государству чиновников, новым шиитским предприятиям и семьям дарили землю, денежные субсидии, их освобождали от налогов. Таким образом, новая религиозная элита вошла в состав землевладельческой аристократии. Шииты развернули преследования против вождей суфизма, а также против суннитских институтов, беспрецедентные в истории ислама. Доходило до разрушения гробниц и осквернения останков первых трех халифов; паломники стали посещать не Мекку, а Кербелу. При шахе Аббасе великие святыни шиитов в Мешхеде и Куме были перестроены и получили крупные суммы на содержание. Эти меры действовали до конца XVII столетия, когда глава шиитских улемов Мухаммад Бакир аль-Маджлиси завершил подавление суннитов и изгнал последних суфиев из Исфахана. Именно эти религиозные разногласия внутри ислама лежали в основе глубокого и длительного конфликта между Оттоманской империей и Сефевидами. Последние, со своей пуританской верой в то, что лишь одна-единственная истина может спасти людей, создали столько же проблем в исламе, сколько Лютер и протестанты в христианстве.

Карта 53. Империя Сефевидов

<-- Оттоманская империя
Империя Шайбанидов -->

Оттоманская империя

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 18. Империи, государства и огнестрельное оружие
18.2. Оттоманская империя

Ранее об Оттоманской империи

Османская держава была последней из великих империй, подчинившей и объединившей под своим началом цивилизации Юго-Западной Азии. Она же служила связующим звеном этого региона со Средиземноморьем и Балканами. В Средиземноморье власть ислама распространилась до пределов, утерянных пятью веками ранее. Держава контролировала три великих торговых пути Юго-Западной Азии (через Босфор в Черное море, из Леванта в Месопотамию, а оттуда сушей в центральную Азию, и по Красному морю в Индийский океан), а также три основных района производства злаков (Месопотамию, Египет и берега Черного моря). На протяжении трехсот лет после 1470-х Черное и Азовское моря были «турецкими озерами».

Хотя с конца XVIII столетия Оттоманская Порта потеряла свои позиции в Европе, она сохраняла контроль над Юго-Западной Азией (кроме Египта) до 1918 года и формально не была ликвидирована вплоть до 1923 года. Ее историю, как и историю Византийской империи, часто описывают как процесс последовательного распада — однако и в XVI веке, и в последующие столетия империя процветала, продолжая расширять сферы своего влияния еще в XVIII веке. Первые серьезные потери территорий начались только в конце XVIII столетия (спустя более пятисот лет после создания империи).

18.2.1. Экспансия

После быстрой экспансии турок на Балканах, последовавшей за падением Константинополя в 1453 году, наступил период консолидации (1480— 1490-е годы). Первым признаком возобновления экспансия стала война с Венецией в 1499—1502 годах, в ходе которой две крепости в южной Греции, Модон и Корон, были захвачены (турецкая артиллерия разбила их стены). Поворотной точкой стало низложение Баязета II его сыном Селимом в 1512 году. Два года спустя иранские Сефевиды были разбиты в Чалдыранском сражении близ озера Ван, пределы Оттоманской империи расширились далеко на восток от Анатолии, и любые попытки Сефевидов продвинуться дальше на запад были блокированы. Затем Селим двинулся на юг и напал на мамлюков, захватив ключевой торговый город Алеппо в 1516 году. На следующий год в битве при Рейдании мамлюки были окончательно разбиты, и Оттоманская империя подчинила Египет. Правитель Мекки также признал ее власть, которая теперь распространилась на всю Аравию и священный город. Победа над мамлюками и контроль над Аравией способствовали укреплению среди османов мусульманства суннитского толка (важнейшей опоры тюркской политики еще со времен сельджуков) в противовес соперникам-шиитам Сефевидам. Экспансия в Левант и Египет изменила также баланс сил внутри самой Оттоманской империи — она стала по преимуществу мусульманской, а христиане на Балканах оказались в меньшинстве.

Селим умер в 1520, ему наследовал Сулейман I, который правил до 1566 года. (В Европе его часто называют «Великолепным», хотя на самом деле его прозывали «Законодателем».) Он возобновил натиск на Балканы, и в 1521 году Белград был окончательно захвачен (за ним последовал через год остров Родос в Средиземном море). Победа при Мохаче в 1526 году означала конец Венгрии в качестве независимого королевства — спустя три года Порта поставила в Будапеште марионеточного правителя, позволившего разместить турецкий гарнизон и платившего ежегодную дань.

Оттоманская империя находилась практически в апогее своего могущества. Империя простиралась от Алжира на западе до Азербайджана на востоке, от Будапешта до Басры и от Крыма до Мохи и Адена на Красном море. На западном Средиземноморье, в Черном море и в восточной части Индийского океана империя содержала флот, сражения происходили в таких удаленных друг от друга точках, как побережье Гуджарата в западной Индии и Алжир. В 1580-е годы османский флот совершал нападения на Мозамбик. Оттоманская империя стала доминирующей державой Средиземноморья, так как контролировала три четверти береговой линии. Она главенствовала в дипломатических маневрах западноевропейских стран на протяжении всего XVI столетия, будучи самым могущественным соседом. Многие из них затратили много времени и стараний, чтобы заполучить османов в союзники. История западной Европы в этот период становится понятнее, если взглянуть на нее с точки зрения Оттоманской империи, а не мелких государств у ее западных границ. Общая тенденция заключалась в том, что турки противостояли главной европейской силе — Габсбургам — и поддерживали менее значительные государства, такие, как Франция, Англия и мелкие княжества Германии.

Всех участников итальянских войн в начале XVI столетия тревожила опасность нового вторжения Оттоманской империи на полуостров и повтора ситуации с захватом Отранто в 1480 году. Империя начала играть главную роль в Европе, начиная с 1530-х годов. В 1533 году королю Франции Франциску I была выплачена субсидия в размере 100 000 золотых монет, чтобы поддержать его усилия в установлении союза с германскими князьями и англичанами против Габсбургов. В 1535 году последовала вторая субсидия, к тому же французам позволили торговать с империей; в обмен на это османские купцы получили право беспрепятственной торговли в южной Франции. В 1538 Венеция согласилась вступить в союз с Габсбургами и папой римским против турок. Она проиграла войну на Адриатике, и когда в 1540 году ее вынудили подписать мирный договор, Венеции пришлось выплатить большую контрибуцию и отдать крепости Навплион и Монемвасия в южной Греции. В 1555 году османские власти обеспечили официальную поддержку займа у частного лица, Иосифа Наси, еврейского банкира и сборщика налогов, отчего французская монархия стала еще более покладистой. Оттоманская империя преследовала не только сиюминутные политические цели, поддерживая германских протестантских князей против Габсбургов; османы были остро заинтересованы в развитии протестантизма, в котором усматривали сходство с исламом, в частности, в вопросах иконоборчества. К кальвинизму в Венгрии и Трансильвании относились терпимо, и он получил широкое распространение. Единственной серьезной потерей турок в середине XVI столетия стала неудача 1565 года, когда они не смогли захватить остров Мальту, куда перебрались рыцари-иоанниты с Родоса за сорок лет до того. Хотя разгром турок в морском сражении при Лепанто в 1571 году был воспринят христианской Европой как великая победа, он не изменил стратегической ситуации в Средиземном море. Оттоманский флот был быстро восстановлен, и испанцы не смогли помешать захвату Туниса.

18.2.2. Характеристика империи

Оттоманскую империю официально именовали «владениями дома Османа»; это была династическая империя (подобно своему великому противнику в Европе — Габсбургам) управляющая рядом очень различных территорий. Империя эта отличалась некоторой терпимостью, поскольку в ее пределах уживались, без особых проблем, все три основные монотеистические религии и множество самых разнообразных многоязыковых сообществ, каждое — со сложной историей и взаимосвязями. Десятки тысяч евреев, изгнанных из христианских государств — Испании, Португалии и Италии, — осели в пределах империи. Мориски, изгнанные в середине XVI столетия из Андалузии, поселились в Константинополе. Несколько позже староверам из России, спасающимся от преследований на родине, позволили селиться в Анатолии. Основная проблема после завоевания Балкан и включения в состав империи многочисленного христианского населения заключалась в том, что у этих людей, в отличие от населения Юго-Западной Азии, не было опыта существования под властью мусульман. Однако политика терпимости — а в сельских районах, где проживало большинство населения, и полного невмешательства в местные обычаи, в сочетании с правильным поведением поставленных чиновников, устранивших самые худшие черты правления прежних, христианских, землевладельцев и мелких правителей, — обеспечила стабильность. Оттоманские власти даже разрешили забой свиней, вопреки запретам ислама. В Венгрии наиболее крупные землевладельцы бежали на запад, во владения Габсбургов, но продолжали требовать оброк со своих крепостных, оставшихся в Оттоманской империи, и новые власти позволяли им получать оный. Одновременно с этим из Анатолии начали прибывать переселенцы, и к началу XVI столетия примерно пятую часть населения Балкан составляли мусульмане. Из них более трети представляли собой новообращенных христиан, и в таких областях, как Босния (где издавна были сильны богомилы) обращение в ислам стало массовым явлением.

Центральной фигурой османской системы являлся на протяжении XVI столетия султан; но проблема наследования оставалась нерешенной, поскольку еще действовал старый кочевнический обычай избирать наследником не старшего сына, а лучшего из возможных. Обычай позволял избежать прихода к власти слабых правителей, но приводил к возникновению распрь, которые обычно заканчивались физическим уничтожением проигравших. Однако к началу XVII столетия выработалась бюрократическая система управления, при которой личным качествам султана не придавалось былого значения. Империей управлял коллегиальный совет, а не родственники правителя, как во многих европейских государствах. Важные военные и административные функции осуществляли визири, а также губернаторы провинций и областей, и государственные судьи, в распоряжении которых были имперские законы (относившиеся ко всем подданным империи; у мусульман имелся еще свой свод законов — шариат), и большое количество чиновников более низких рангов. Действовала система так называемых «дирликов» (dirlik), согласно которой местные губернаторы и чиновники не владели землей, но могли пользоваться доходами с определенных территорий, пока исполняли свои должности. В городах местные управители получали часть таможенных сборов и налогов от торговли. Губернаторы были также обязаны снабжать войска, выделяя на это средства из местных доходов. Основными источниками доходов султана и имперского правительства были рудники, леса и торговые сборы с крупных городов, таких как Константинополь и Алеппо. Султан также содержал на свои средства войсковую элиту и военный флот. К концу XVI столетия контроль центра над провинциями усилился, особенно в Леванте, Египте и областях, отвоеванных у Сефевидов. Османское правительство, по-видимому, было не менее эффективно, чем любое другое в доиндустриальную эпоху, с учетом тех жестких условий, в которых все они существовали.

Карта 52. Оттоманская империя в середине XVI столетия

Османская политическая система не исключала христианское меньшинство из круга возможных должностей и профессий. В большинстве стран Европы ожидали, что христианское население восстанет против «оттоманского ига» — но внутри империи существовал иной взгляд на «угнетателей». Вплоть до XIX столетия сопротивления в какой-либо форме практически не возникало. Более того, многие из европейских христиан активно искали себе службу в Оттоманской империи. Одним из наиболее могущественных чиновников в конце XVI столетия был евнух Хасан Ага, родом из Большого Ярмута — на самом деле Самсон Роули, британец по рождению. Среди его многочисленных обязанностей были контакты с английскими купцами, получившими позволение торговать в определенной части империи. В Алжире государственный палач Абд-эс-Салам был бывшим мясником из Эксетера по имени Авессалом. Один из наиболее выдающихся османских генералов, Кэмпбелл из Шотландии, принял ислам и вступил в ряды янычаров. В 1606 году принял ислам английский консул в Египте Бенджамин Бишоп. Несколько позже в том же столетии Карл II отправил некоего капитана Гамильтона выкупить англичан, попавших в рабство в Северной Африке. Его миссия потерпела полный провал — рабы успели подняться достаточно высоко в правительственной иерархии, нажили намного больше богатства, чем им удалось бы в Англии, и женились на местных женщинах. Все они отказались возвращаться.

<-- Влияние пороха на Евразию
Сефевидский Иран -->

Влияние пороха на Евразию

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 18. Империи, государства и огнестрельное оружие
18.1. Влияние пороха на Евразию

Изобретение огнестрельного оружия целиком принадлежит китайцам. На протяжении трех с небольшим веков, до 1280 года, они создали не только взрывчатую смесь, но также оружие с металлическими стволами, снаряды типа ракет и достаточно эффективные пушки. Новая технология быстро распространилась на запад, и первые примитивные образцы использовались в Европе уже к середине XIV века. Однако широкомасштабное применение огнестрельных видов оружия задержалось еще на сто лет, поскольку эти первые образцы, изготовленные методом сварки, слишком часто разрывались. Только когда догадались использовать методы колокольного литья с добавлением бронзы и латуни, надежность орудий возросла. Первыми всерьез применили огнестрельное оружие страны исламского мира. В 1453 году турки успешно применили 62 крупных осадных орудия для разрушения стен Константинополя. Тремя годами позднее, при осаде Белграда, у них было уже почти 200 орудий. В Индии пушки были впервые применены на севере в 1440-х годах и в Декане тридцать лет спустя. Эти первые образцы орудий бывали настолько тяжеловесны, что перевозить их можно было только по воде, а иногда их даже отливали прямо на месте применения. Только в конце XV столетия научились делать передвижные орудия. Первые пушки, изготовленные методом чугунного литья, которое позволило снизить расходы при их изготовлении до девяноста процентов, появились в Европе в 1543 году. Оставалась проблема отсутствия достаточных мощностей для производства таких орудий, и потому медные и бронзовые пушки использовались вплоть до XVII столетия. (Французы перешли к полностью чугунным орудиям лишь в 1660-е годы). Наряду с внедрением артиллерийских орудий в начале XVI столетия в Европе разработали первый вид оружия для пехотинцев, аркебузу, а в 1550-е годы появились первые, примитивные образцы мушкетов.

В Китае изобретение огнестрельного оружия не произвело переворота, поскольку его начали производить в больших количествах только при правлении династии Мин, когда в государстве царила внутренняя стабильность, а внешние конфликты были незначительны. В результате при отсутствии военной необходимости Китай в вопросах вооружения отстал от исламского мира, и лишь в начале XVI столетия, после прибытия дипломатической миссии Высокой Порты в 1520 году, в Китае взяли на вооружение большие осадные орудия. Далее началось стремительное развитие. Уже в 1564 году китайцы применяли чугунные ядра на северной границе, а в 1570-е годы на Великой Китайской стене была установлена система укрытий для мушкетеров, также ее снабдили передвижной артиллерией. А вот в вопросе фортификации китайцы далеко обогнали остальную Евразию, поскольку у них было намного больше времени, чтобы продумать принципы защиты от огнестрельного оружия. Большие и малые города были обведены стенами до пятнадцати ярдов толщиной, способными выдержать практически любой обстрел. В 1840 году британский военный корабль, оснащенный семьюдесятью четырьмя 32-фунтовыми пушками, произвел двухчасовой обстрел Кантона, но командиру пришлось доложить, что это «не дало вообще никакого эффекта». В 1860 году британский генерал Ноллис, прибыв в Пекин, был потрясен, когда увидел окружающие город стены — пятьдесят футов в высоту, пятьдесят футов в ширину и с мощеной дорогой по верху. На западе Евразии появление огнестрельного оружия привело к значительно большей дестабилизации. Возобновление активности Оттоманской империи, начиная с 1420-х годов, захват Константинополя и практически полное покорение Балканского полуострова к 1480-м годам были в значительной мере обусловлено успешным применением нового вооружения. В Индии возвышение империи Моголов в начале XVI столетия также базировалось на вооружении армии мушкетами с фитильным запалом (примерно на тридцать лет раньше, чем в Европе) и внедрении полевой артиллерии. В Японии огнестрельное оружие сыграло решающую роль в новом объединении страны в конце XVI столетия. И все же наибольший эффект был ощутим в Европе, разделенной на множество мелких государств, раздираемой династическими конфликтами, которые ближе к концу XVI столетия усугубились религиозной рознью. Новые виды оружия не только произвели революцию в военном деле, но изменили саму природу государственной власти в европейских странах и определили ее дальнейшую эволюцию.

В XVI столетии Европа все еще оставалась окраинной областью Евразии. Китай, величайшее государство мира, с населением 160 миллионов в 1600 году, при династии Мин процветал, был стабилен и почти не сталкивался с внешнеполитическими проблемами; его историю, отчасти изложенную в разделах "Китай: Стабильность" и "Евразийская экономика: Оттоманская империя, Индия и Китай", мы здесь рассматривать не будем. Важнейшими событиями XVI столетия в Евразии стали успехи двух больших империй — Сефевидов в Иране и Моголов в Индии. Оттоманская империя также продолжала свою экспансию и достигла пика могущества. Эти три государственных образования и менее значительное государство узбеков составили великий четырехугольник «тюркских» держав, правящие дома которых говорили на родственных языках тюркской группы. Все четыре были тесно связаны (не всегда гармонично), располагаясь в центре мусульманского мира, по-прежнему доминируя в центральных регионах Евразии и держа под контролем развитую торговую сеть. К середине XVI столетия эти четыре империи насчитывали около 135 миллионов населения — в два с половиной раза больше, чем в Европе.

<-- Евразия около 1750 года
Оттоманская империя -->

Евразия около 1750 года

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 17. Ранний этап развития мировой экономики: Атлантический и Индийский океаны
17.15. Евразия около 1750 года

Влияние, которое приобрели западноевропейские державы (в частности, Британия, Франция и Голландия) на экономику Атлантического региона благодаря своему превосходству над коренными жителями Америки, как техническому, так и биологическому (устойчивости к болезням), позволило им основательно обогатиться. Богатство измерялось в золоте и серебре, прибыли получали от работорговли и продуктов рабского труда (сахара, табака, индиго и риса). В результате положение Западной Европы в Евразии изменилось. Нет никаких сомнений в том, что до 1500 года, когда Колумб прибыл в Америку, а португальцы достигли Индийского океана, Европа все еще сильно отставала в своем развитии от древних государств остальной Евразии. Богатство, привезенное из обеих Америк, напрямую подействовало на благосостояние ряда стран Западной Европы и способствовало развитию коммерческих и банковских структур, а также обеспечило приток капитала, который можно было вложить в развитие собственной экономики. Что еще более важно, оно дало возможность проникнуть в сложный торговый мир Азии. Продукция, которую могла изготовить или поставить Европа, мало интересовала великие державы Индии и Китая, наладившие собственное производство продукции более высокого качества. У европейцев не было ни технического, ни военного превосходства над этими государствами, и того влияния, которое они сумели приобрести в регионе, явно было недостаточно для завоевания великих континентальных империй. Без золота и серебра Америки Европа не смогла бы закупать продукцию Азии, накопить деньги и, постепенно проникая в эту часть мира, добиться для себя определенных выгод.

Анализируя накопления капиталов во второй половине XVIII столетия, можно убедиться, что Европа использовала период между 1500 и 1750 годами, чтобы нагнать более зажиточные регионы Евразии, в частности, Китай и Индию. Хотя цифры неизбежно неточны, они вполне согласуются друг с другом и позволяют выявить отчетливую тенденцию. К середине XVIII столетия разные страны и империи Евразии достигли примерно одинакового уровня благосостояния в терминах валового национального продукта на душу населения. (Китай и Индия по-прежнему оставались впереди Европы по соотношению размеров, площадей возделываемой земли, природных ресурсов и населения.) В 1750 году средний гражданин Китая был, по-видимому, зажиточнее жителя Западной Европы примерно на десять процентов, а жители Индии в среднем были либо на том же уровне, что Западная Европа, либо не намного ниже. Среднестатистический житель Японии был чуть беднее граждан других основных государств Евразии, и примерно на пятую часть менее зажиточен, чем житель Западной Европы. В 1500 году менее один из двадцати европейцев проживали в городах, да и больших городов на континенте было очень мало. К XVIII столетию примерно девять из десяти европейцев все еще проживал в сельской местности и зависели от агротехники, как и их предки. В 1800 году городское населения Европы все еще было малочисленным относительно общего населения, если сравнивать этот показатель с Китаем, и самые большие города мира располагались за пределами Европы — Пекин и Кантон были больше Лондона, а Ханчжоу, Эдо и Константинополь больше Парижа.

Заметим, что Константинополь находится на Европейском континенте, да и сама Турция в описываемый период являлась европейской державой ничуть не менее, чем азиатской — иначе она не смогла бы стать «больным человеком Европы». (Прим. ред.)

Европейская землевладельческая аристократия оставалась доминирующим социальным и политическим классом и контролировала почти весь прибавочный продукт, производимый крестьянами. Промышленное производство все еще осуществлялось, как и во всей Евразии, квалифицированными работниками в маленьких мастерских либо на дому. Инфраструктура для перевозок оставалась неразвитой. Однако уже проявлялись, хотя пока еще смутно, первые признаки того экономического взлета и технологического обновления, которые произошли в XIX столетии и полностью преобразили положение Европы в мире.

<-- Евразийская экономика: Оттоманская империя, Индия и Китай
Влияние пороха на Евразию -->

Евразийская экономика: Оттоманская империя, Индия и Китай

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 17. Ранний этап развития мировой экономики: Атлантический и Индийский океаны
17.14. Евразийская экономика: Оттоманская империя, Индия и Китай

17.14.1. Оттоманская империя

Оттоманская империя, или Порта, стала центром развития мировой экономики, начиная с первых лет XVI века. После 1517 года она превратилась в одну из тех немногих империй в истории Евразии, которые могли контролировать все три ключевые торговые пути Юго-Западной Азии — через Босфор в Черное море, из Леванта в Месопотамию и по суше в центральную Азию и Китай, а также маршрут из Египта по Красному морю в Аден и Индию. Другие, дополнительные пути были проложены из Дамаска через Бурсу во Львов и страны восточной Европы, в том числе на Дунае; они были намного важнее для торговли пряностями, чем путь между Египтом и Венецией. Оттоманская империя была также центром поставок шелка, как на собственный внутренний рынок, так и в Европу. Примерно до 1650 года эта торговля концентрировалась в Бурсе, затем переместилась в Смирну (современный Измир). Оттоманская империя была представлена многочисленными торговыми землячествами в ключевых городах, таких как Константинополь, Алеппо и Каир. Оттоманское правительство почти не облагало их налогами, позволяя им такую же, если не большую свободу, чем правительства европейские. Порта владела крупным военным флотом, способным защитить торговые пути, особенно те, по которым везли зерно из Египта в столицу. Использовался флот также для поддержки османских купцов, как видно из нападения на португальцев на Диу в 1538 году, в рамках успешной кампании по восстановлению торговли пряностями прежним путем через Египет. Контроль над этой частью Индийского океана, особенно Мохой и портом Аден, способствовал также получению прибылей от торговли зернами кофе. И ресурсы у Оттоманской империи были значительными — в начале XVII столетия правительство было в состоянии нанять 118 судов, принадлежащих консорциуму 56 судовладельцев, чтобы они совершали 658 рейсов в год, доставляя зерно с берегов Черного моря в столицу.

17.14.2. Индия

Оттоманская империя была крупнейшей сухопутной и морской державой. Империя Моголов в Индии базировалась преимущественно на суше, извлекая свои богатства прежде всего из высокопродуктивного сельского хозяйства. Купцам позволялось свободно торговать; государство почти не поддерживало их, зато купцы почти не платили налогов. Многие из могольской знати и правящей семьи были тесно связаны с торговлей, особенно в больших портовых городах, содержали собственные флотилии, которые обеспечивали им торговое преобладание в Бенгалии. Эта область была также одним из основных производителей шелка в мире — к концу XVII столетия отсюда им снабжалась почти вся Индия, а голландские моряки доставляли ткани в Японию, поскольку шелк был высокого качества. В южных султанатах Биджапур и Голконда (завоеванных Моголами только в 1680-е годы) продолжали существовать давние и очень прочные связи между правителями и торговыми городами, а также с представителями торгового класса. Эти города, как и в прошлом, сохраняли тесные связи с азиатскими торговыми системами, и правители получали основные доходы также благодаря торговле.

Как и повсюду в Евразии, промышленным производством в Индии в основном занимались крестьяне в качестве дополнительного источника доходов в периоды, когда сельскохозяйственные работы прекращались. Отдельные районы специализировались, в частности, на производстве шелковой и хлопчатобумажной пряжи, добыче соли и селитры. Так, область Касимбазар поставляла 2,2 млн фунтов [около 880 тонн] шелка в год. Три европейских компании нанимали 1600 ткачей, но даже их труд обеспечивал лишь половину от всей продукции шелка — остальное продавалось на месте или через индийских купцов. К 1640-м годам в областях Масулипатам и Варанаси работало по семь с лишним тысяч ткачей, изготовлявших хлопковые ткани как для местного рынка, так и для экспорта в Европу и Африку. Индийские хлопчатобумажные ткани были, пожалуй, наивысшего качества во всей Евразии. Еще одним видом продукции, в котором Индия не знала себе равных, была сталь. Вплоть до начала XIX столетия, вероятно, только Швеция производила товары столь же высокого качества.

17.14.3. Китай

К XVI столетию Китай давно уже залечил раны, нанесенные монгольским нашествием и «черной смертью». При правлении династии Мин экономика развилась и процветала. Как и в прошлом, она основывалась на высокопродуктивном сельском хозяйстве, которое постоянно совершенствовалось. Между концом XIV столетия и 1600 годом урожайность возросла на 60 процентов, была заведомо выше самых лучших достижений Европы в XVIII столетии, вдвое превосходила соответствующий показатель Франции и, видимо, приблизилась к уровню, максимально возможному в доиндустриальный период. И площади возделываемых земель продолжали расширяться: между 1400 и 1700 годами население Китая удвоилось. Во многих областях существовало высокоспециализированное коммерческое сельское хозяйство, ориентированное на экспортную торговлю. Это было особенно характерно для провинций Фузцянь, Цзянси и Аньвэй, где большие площади либо нанимались чаеторговыми фирмами, либо находились под их контролем. В других областях до трех четвертей земли было занято под хлопок, и крестьяне вынуждены были закупать продукты питания на рынке. Другие провинции специализировались на производстве табака и сахарного тростника.

Эти значительные достижения составляли часть товарно-денежной экономики, развитие которой стимулировалось массовым притоком серебра из Америки. К XVII столетию Китай вновь перешел на бумажные деньги, хотя они по большей части выпускались частными, а не государственными банками. Основной центр частного банковского дела находился в Шаньси, где в XVIII столетии были основаны крупные фирмы — восемь самых больших из них им.ели более тридцати отделений по всему Китаю, а к началу XIX столетия распространили свою деятельность также на Японию. По мере возрастания богатства вложения в промышленность и торговлю росли намного быстрее, чем вложения в земельные угодья, и большие семейства, торговавшие солью в XVIII столетии, или Ко-Хон в Кантоне, ведущие зарубежную торговлю, контролировали огромные концентрированные в их руках капиталы. Естественно, политическая власть торгового сословия возрастала тоже, многие города фактически находились под управлением гильдий и конфедераций купцов, как в Европе и Индии. Города продолжали расти, всё более интегрируясь на огромном внутреннем рынке, на котором проходила значительная часть китайской торговли — хлопковые ткани перевозились иногда на расстояния до восьмисот миль. В Европе, с ее раздробленной политической структурой, перевозки на такие расстояния сочли бы экспортом. Притом «настоящий» экспорт обеспечивал половину государственного дохода Китая к концу XVI столетия. Хлопковые ткани доставлялись также в большом количестве на север, в частности в Манчжурию, где из-за повышенной сухости воздуха устраивались большие подземные мастерские. В конце XVII столетия более 3500 кораблей ежегодно курсировало с юга на север, перевозя по двадцать-сорок тонн грузов. Масштабы производства хлопковых тканей были таковы, что приходилось в большом количестве импортировать хлопок-сырец. К концу XVIII столетия Китай ввозил из Индии более 27 млн фунтов хлопка ежегодно — вдвое больше, чем Британия ввозила из Соединенных Штатов в 1800 году, когда началась «промышленная революция».

Параллельно с этими процессами шло развитие технологий — появилась набойка в пять цветов, сложные станки для тканья шелка и хлопка, которые требовали для обслуживания не менее трех работников. По мере быстрого расширения производства наряду с высококвалифицированными мастерами и ремесленниками образовалось большое количество рабочих малой квалификации, служивших в больших мастерских. В разных местностях существовала своя специализация: в Цзиндэчжене производили фарфор, в Синцзяне ткали хлопок, а наиболее роскошные шелка — в Сучжоу. Провинция Цзянси специализировалась на производстве бумаги — к концу XVI столетия там процветало более тридцати мастерских, по сути, фабрик, на которых работало свыше 30 000 рабочих. Аналогично производство чугуна и стали было сконцентрировано в провинциях Хубэй, Шэньси и Сычуань: комплексы по шесть-семь печей обслуживал персонал в две-три тысячи человек. Производство конопли, шелка и хлопка также было сконцентрировано, в их выработку и продажу были вовлечены более 4000 ткачей и в несколько раз больше прядильщиков. Китай мог себе позволить такую специализацию, поскольку обладал хорошо развитой системой внутренних коммуникаций. Дороги были не хуже тех, которые имелись в Европе до внедрения железных дорог, а судоходные реки и каналы были намного лучше.

<-- Древние торговые пути Евразии
Евразия около 1750 года -->

Древние торговые пути Евразии

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 17. Ранний этап развития мировой экономики: Атлантический и Индийский океаны
17.13. Древние торговые пути Евразии

О предыдущем периоде

Для того чтобы эффект от прокладывания новых маршрутов стал ощутим в полной мере, потребовалось несколько веков. Поэтому древние пути старались сохранять. Маршруты через Сахару все-таки пострадали от конкуренции с морскими дорогами в Европу. Но они никогда не были особо значительными, а в пределах северной Африки торговля, особенно таким ценным товаром как золото, процветала, и караваны верблюдов отправлялись в путь по-прежнему. В том, чтобы подвозить золото на побережье и затем отправлять морем, не было никаких особых преимуществ. Работорговля продолжала развиваться (хотя была ничтожной по сравнению с европейской торговлей в Атлантике). На рынки рабов в Средиземноморье европейцев практически не допускали. В сферу торговли вошли также новые товары, такие как камедь, шкуры и слоновая кость. Транс-сахарская торговля была почти полностью изолирована от европейских конкурентов лесами к югу от саванны и прочными культурными связями с северной Африкой, куда европейцам не удавалось проникнуть. Эта ситуация оставалась неизменной вплоть до XIX столетия.

Самой древней из всех торговых систем Евразии был Шелковый путь, соединяющий Юго-Западную Азию с Китаем. В XVI столетии этот путь из конца в конец занимал до восемнадцати месяцев, но этот срок был ненамного продолжительнее пути в Китай через океан, с учетом необходимости дожидаться попутных ветров-муссонов. Все данные свидетельствуют, что Путь процветал и в XVII столетии. Начиная с середины XV столетия Шелковый путь находился под властью сильных и стабильных империй — Высокой Порты и династии Мин, государств-наследников империи Тимура в центральной Азии и, с начала XVI столетия, Сефевидов в Иране. С 1450-х годов купцы из Мекки регулярно посещали Китай, да и египетские от них почти не отставали. Торговля между Оттоманской империей и Китаем велась в широком масштабе, особенно высоко ценился фарфор эпохи Мин. Некоторые мастерские в Китае специализировались на торговле с западом, и ныне две из крупнейших в мире коллекций фарфора эпохи Мин находятся в Стамбуле и Иране. Только в течение XVII столетия старый Шелковый путь стал терять свое значение. Отчасти сказалась политическая нестабильность, особенно в центральной Азии, и к тому моменту в XVIII столетии, когда Китай распространил свое политическое влияние на запад дальше, чем когда-либо со времен династии Тан (за тысячу лет до того), Путь уже страдал от жесткой конкуренции. Она возникла за счет развития торговых путей через Юго-Восточную Азию и Индийский океан, а также формирования российских маршрутов.

Новые сухопутные маршруты возникали также в Юго-Западной Азии. Здесь центральную роль играли армянские купцы. На протяжении XVI века они контролировали пути из Константинополя в Алеппо и через Месопотамию в Иран. К концу этого столетия они также обосновались в Гуджарате. Сухопутный караванный путь из Алеппо в Индию процветал и не испытал серьезных затруднений вплоть до открытия Суэцкого канала во второй половине XIX столетия. Армяне завязали тесные контакты с империей Сефевидов в Иране, установили торговые связи в обход Оттоманской Порты, например, по Каспийскому морю и Волге в Московию. Их общины возникли вдоль всех торговых путей Евразии от Антверпена и Лондона на западе до Индии и даже Манилы на востоке. Армяне также специализировались на перевозках из Китая в Индию через Лхасу, причем наличие связей между их разбросанными общинами позволяло обеспечивать банковские услуги на территории почти всей Евразии. О сложности евразийского мира, о тесных связях между различными сообществами и между разными регионами говорит, например, тот факт, что в 1730-е годы королевская Африканская компания в Лондоне наняла Мельхиора де Джаспаса, армянина, владеющего арабским языком, для ведения дел с мусульманскими торговцами в Гамбии, откуда поставлялись рабы в Атлантический регион, от чего зависело благосостояние компании. Он прожил в Гамбии несколько лет и, как многие другие европейцы, там же и умер.

<-- Азия и европейцы
Евразийская экономика: Оттоманская империя, Индия и Китай -->

Азия и европейцы

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 17. Ранний этап развития мировой экономики: Атлантический и Индийский океаны
17.12. Азия и европейцы

Мы должны четко представлять себе положение европейцев в общей панораме истории Азии. На протяжении XVI столетия португальцы были единственными европейцами, торговавшими с этим регионом, но и они до 1630-х годов посылали на восток в среднем семь кораблей в год. Из них четыре возвращались назад, а прочие оставались торговать в Азии. Голландцы до 1665 года посылали на восток не более девяти кораблей в год, со средним общим тоннажем около 3750 тонн. На пике своей деятельности в регионе, в 1735 году, голландцы отправляли тридцать кораблей с общим тоннажем около 20 000 тонн. Только после 1750-х годов средний тоннаж европейских судов, задействованных в азиатской торговле, превысил 1000 тонн (что все еще меньше китайских джонок XII столетия). Масштаб европейской торговли интересно сопоставить с активностью столицы Оттоманской империи, Константинополя, в порт которого в начале XVI столетия в среднем заходило в год до 4300 судов. В 1570-е годы таможенные сборы правителей Гуджарата втрое превышали всю стоимость португальской торговли в Азии. Численность европейцев в Азии была ничтожно мала. В XVI столетии на всем протяжении между Персидским заливом и Нагасаки насчитывалось около 10 000 португальцев. Что касается англичан, то их в 1700 году насчитывалось 114 человек в Мадрасе, около 700 в Бомбее и 1200 в Калькутте.

Торговая система в регионе Индийского океана, объединяющая Индию, Юго-Восточную Азию и Китай, основывалась на огромном внутреннем рынке (в 1700 году в Азии проживало более двух третей населения мира, а в Европе — одна пятая), высоко коммерциализированной экономике и методах, отработанных на протяжении более тысячи лет. Ритмы активности все еще диктовались сезонными ветрами; порты и торговые города поднимались и приходили в упадок из-за тех же факторов, которые действовали в прошлом. В Гуджарате значение Камбея перешло к Сурату, особенно после того как Моголы добились контроля над сухопутными путями к Дели; в 1573 году Бендер-Аббас (Фомбрун) унаследовал влияние Ормуза после того, как тот был захвачен португальцами; а в Иране, начиная с 1722 года, в связи с гражданской войной, начало возрастать значение Басры. Моха на Красном море добилась процветания по мере того, как возрастали поставки кофе в Европу. В начале XVII столетия Малакка пришла в упадок, и ее заменил Бантен (в произношении европейцев — Бентам) на северо-западе Явы, где образовались большие сообщества индийских и китайских торговцев. В 1682 году его завоевали голландцы, и торговля была принудительно перенесена в Батавию. Порты и фактории, контролируемые европейцами, также расцветали и увядали — что произошло с Гоа по мере возрастающего значения Батавии, Мадраса и Калькутты.

Торговый мир Индийского океана всегда был космополитичен, и остался таким после появления европейцев — они стали лишь еще одним торгующим звеном. С самого начала европейцы были вынуждены стать частью этого обширного мира (и частично пошли на это). В 1499 году двое португальцев покинули Васко да Гама и предпочли пойти на службу к правителям Индии, которые платили больше. В 1503 году два мастера по литью пушек переехали из Милана в Каликут, а двумя годами позже венецианские мастера начали работать в Малабаре. Португальцы представляли собою меньшинство. Даже в главном своем оплоте Гоа они были менее многочисленны, чем азиатские купцы (особенно индуисты, несториане, армяне и джайны), без чьей помощи они не смогли бы подключиться к устойчивым древним связям в регионе. К середине XVI столетия в контролируемых португальцами городах на западном побережье Индии численность населения Гуджарата по отношению к ним самим составляла три к одному. В Ормузе в 1600 году четверо из десяти жителей были мусульманами, примерно треть — индуистами (в основном из Гуджарата) и лишь менее одной пятой составляли португальцы. Европейцы внедрились в азиатский мир также далеко за пределы территорий, контролируемых ими — много португальцев проживало, например, в Бирме, а в конце XVII столетия король Таиланда взял к себе советником некоего грека по имени Константин Фолкон. Азиатские коммерсанты часто нанимали, а то и покупали европейские корабли и брали на службу европейских капитанов и матросов. Европейцам приходилось полагаться на местных жителей, чтобы разобраться в сложностях устройства азиатской экономики. В XVIII столетии европейские корабли обычно прибывали в большой торговый порт Сурат, а не в Бомбей, контролируемый британцами, поскольку в первом имелась намного лучшая банковская система и различные возможности для ссуд и других форм кредита. В Бенгалии группа дельцов, известная под названием «баньян», поставляла капитал и становилась партнером тех сотрудников Британской Ост-Индской компании, которые хотели открыть собственное частное дело. Обе стороны оказались в выигрыше, так как поставляемые товары не облагались налогом. Эта система еще более усложнилась с введением особых «агентств» в XVIII столетии. Они вели торговлю от имени европейцев (за немалую долю прибылей) и к концу столетия отвечали за больший объем английской торговли, чем EIC, хотя формально она все еще обладала монополией.

Преобладающая часть торговли в бассейне Индийского океана и Юго-Восточной Азии не контролировалась европейцами. И Китай, и Япония были достаточно сильны, чтобы диктовать условия торговли, и почти полностью исключали европейцев. Европейские историки часто утверждают, что Япония была «закрыта» для внешней торговли после 1640 года, за исключением одного корабля в год, который было позволено голландцам приводить в Нагасаки. На самом деле Япония вела интенсивную внешнюю торговлю — в 1680-е годы более ста судов в год плавали между Японией и Китаем. В XVII столетии в Индии имело место заметное оживление торговли в Персидском заливе и массовое переселение купцов-индусов, в основном из Гуджарата, во все концы региона. Купцы с Коромандельского побережья контролировали торговлю с Таиландом, где они имели возможности сбивать цены европейских купцов и получать плату за индийский текстиль драгоценными камнями и экзотическими товарами. Конкуренция была настолько жесткой, что еще до конца XVII столетия европейцы оставили все свои фактории в этой области. Наблюдался также резкий рост торговли между Таиландом и Китаем: китайцы продавали фарфор и шелк в обмен на тиковое дерево и рис. К началу XVIII столетия Бангкок стал крупнейшим судостроительным центром в Азии. Европейцы также начали доверять азиатским корабелам. Это объяснялось отчасти использованием высококачественной тиковой древесины, более долговечной, чем европейские породы (даже дуб), и растущим дефицитом корабельных пород дерева в Европе. Почти все корабли, доставлявшие китайские товары в Европу в XVIII столетии, были построены в Индии. Европейцы считали выгодным участие в сложной системе внутриазиатской торговли просто потому, что масштабы ее были огромны. В конце XVII столетия голландцы перевозили большие партии олова с острова Суматра в Китай, где спрос на него был наибольшим. Почти половину камфары, закупаемой ими в Японии, доставляли в Индию, там же продавали и четыре пятых привозимой из Японии меди. Мы можем судить о сложности этой системы из того факта, что сахар на северном побережье Явы производился под контролем Голландской Ост-Индской компании в поместьях, принадлежавших местной яванской знати, с использованием труда «временно закабаленных» китайцев. Основной рынок сбыта сахара находился не в Европе, а в Сефевидском Иране. Голландцы, предъявлявшие высокие требования к качеству железных изделий и оружия, предпочитали пользоваться продукцией Индии. В 1660-е годы они перевозили из Индии в Батавию более 115 000 фунтов гвоздей, 188 000 фунтов пушечных ядер, 189 000 фунтов железных чушек и около 5 тонн стали ежегодно.

Итак, мы видим, что в целом на протяжении двух с половиной веков после 1500 года европейское влияние в Азии сказывалось весьма слабо и отнюдь не было революционным. Европейские морские перевозки были ограничены и не слишком эффективны. Прокладка пути в обход мыса Доброй Надежды не настолько значительно понизила расходы на плавание, чтобы поколебать издревле установленные пути торговли через Красное море и Египет в Венецию, которая с 1530-х годов вновь активно участвовала в процессе. На самом деле, у нас даже нет уверенности в том, что расходы на плавания мимо этого мыса были меньше, чем при отправке сухопутных караванов по старым путям. Новый маршрут был лишь дополнением к прежним торговым отношениям, которое способствовало медленному повышению уровня торговли между Европой и остальной Евразией. То был один из компонентов длительного процесса возрастающей интеграции в пределах Евразии, который продолжался на протяжении нескольких тысячелетий. Он также позволил европейцам довести свои торговые и кредитные системы до уровня, уже достигнутого в Китае и Индии.

<-- Европа и Азия: англичане
Древние торговые пути Евразии -->

Европа и Азия: англичане

ЧАСТЬ V Мировое равновесие (1500—1750 годы)
Глава 17. Ранний этап развития мировой экономики: Атлантический и Индийский океаны
17.11. Европа и Азия: англичане

В XVI столетии Англия была все еще относительно бедна по сравнению с остальной Европой, и более четырех пятых ее экспорта составляло сукно. (Качество его было не слишком высокое, и когда английские купцы в начале XVII столетия попытались продать его в Японии, японцы, привыкшие к превосходным китайским материалам, отказались от сделки.) Первый прорыв удался им в 1581 году, когда османские власти позволили англичанам торговать с Греческим архипелагом и в Алеппо, который являлся конечным пунктом сухопутных торговых путей с востока. Британская Ост-Индская компания (EIC), организованная в 1600 году, обладала монополией, как и другие европейские предприятия в Азии. Она не платила налогов в течение четырех лет и, что весьма существенно, получила право вывозить золото и серебро, чтобы закупать товары на востоке. Поначалу им не слишком везло, потому что они не могли конкурировать ни с португальцами, ни с голландцами. В начале 1620-х годов компания оставила попытки торговать с японцами и, сосредоточившись на Персидском заливе, добилась некоторых успехов. В союзе с иранскими Сефевидами EIC отбила Ормуз у португальцев и постепенно стала основным представителем европейской торговли в регионе. Правда, EIC все еще приходилось выплачивать дивиденды правительству — Яков I получил 10 000 фунтов, его фаворит Бэкингем — столько же, а жена Бэкингема — 2000; в целом компании пришлось отдать более половины доходов от захвата Ормуза.

Положение EIC постепенно улучшалось на протяжении XVII столетия. В 1639 году компания получила концессию от местного индийского правителя на торговлю с небольшим рыбачьим поселением Мадрас. Намного больше — в 1661 году, когда португальцы отдали Бомбей в качестве свадебного приданого для инфанты Катарины, выходившей замуж за Карла II. В 1668 году этот большой город был отдан EIC, но лишь после того, как компания дала «займы» королю: 10 000 (1662 год), 50 000 (1666 год) и 70 000 (1667 год). То, что ей удалось поднять такие суммы, наглядно иллюстрирует, насколько выгодна была торговля с Азией. В 1698 году соперничающей компании разрешили действовать на том же рынке, после того, как она «ссудила» правительству два миллиона фунтов. В 1709 обе компании слились, их совместный капитал составил три миллиона фунтов, из которого, опять-таки, пришлось «ссужать» правительству, пока компания использовала одолженные средства. К тому моменту EIC проиграла неосмотрительно начатую войну с Моголами в 1690—1691 годах, но по мирному договору получила право торговать с никому не известной деревней Калькутта — голландцы же торговали с близлежащим Хугли. После основания Пондишери близ Мадраса в 1674 году и Чандранагора вверх по течению от Калькутты EIC стала ощущать растущее давление со стороны французов. Но британцы по-прежнему опережали французов (объем их торговли был выше в почти четыре раза) и все увереннее становились основной европейской державой в торговле с Индией.

До 1718 года Голландская Ост-Индская компания (VOC) доминировала в торговле чаем, закупая зеленый чай, который китайцы привозили на джонках в Батавию. Воспользовавшись китайско-голландским торговым спором, британцы сумели добыть себе право торговать в Кантоне, которое было дано им китайцами в 1710 году. Установленные китайцами условия были жесткими — британцам позволялось закупать только чай, шелк-сырец и фарфор, расплачиваясь серебром. Перед входом в гавань они были обязаны сдать все оружие и боеприпасы, и селиться в городе им не разрешалось. EIC воспользовалась этим положением, чтобы захватить поставки черного чая в Европу, который приобретал все большую популярность и вытеснял зеленый чай, поставки которого контролировали голландцы. Требование китайцев платить за товары только серебром было типично для преобладающего большинства торговых контрактов EIC — в 1680-е годы почти 90 процентов грузов, вывозимых ими из Англии, состояло из серебра (доставленного из Америки). Другим важным предметом торговли был индийский хлопок и ткани из него. В 1620-е годы EIC ввозила около 250 000 рулонов индийских хлопковых тканей ежегодно. К 1680-м годам эта цифра равнялась уже почти двум миллионам рулонов, а еще через несколько лет и она удвоилась. Из этого объема часть вывозилась в Африку, где обменивалась на рабов, но по большей части ткани раскупались в самой Британии благодаря их очень высокому качеству. В 1676 году английские производители переняли индийскую технологию хлопчатобумажной (ситцевой) набойки, но выдержать конкуренцию по-прежнему не могли. Английские тонкие сукна в Индии не пользовались спросом — они были такого низкого качества, что использовались лишь на попоны для слонов. Развитие английской промышленности началось только после 1722 года, когда внутренний рынок был закрыт для ввоза текстиля из Индии (он допускался только для транзитного экспорта). Мы видим в этом классический случай запрета импорта от более продвинутого конкурента; это стало основой для широкой экспансии английского производства тканей в XVIII веке, обычно называемой началом «промышленной революции».

<-- Европа и Азия: голландцы
Азия и европейцы -->